Прошлое и будущее казались ей соединенными этой музыкой, сегодняшними сумерками, шуршанием чьих-то шагов по садовой дорожке, той особой скудной английской тишиной, узнаваемой мгновенно, как узнаешь стены в детской по запаху обойного клея, дырочкам от гвоздей и давно потерявшим смысл карандашным штрихам на дверном косяке столько-то футов, столько-то дюймов, а сама саша находилась ровно посередине, на толстом синем ковре, с полными ушами музыки и полным ртом монпансье. Улыбающийся, с полным ртом орехов, вечно голодный сондерс, похититель травника. Спустя девять лет, когда хедда выписала из кардиффа двух расторопных реставраторов, те пустили несколько брусьев на мебельные ножки, а оставшиеся куски сожгли вместе с деревянным сором, чтобы расчистить себе место вокруг верстака.
Когда ты произносишь , мне будто цветущей веткой проводят по лицу. Прости, что рассказываю тебе это, но ты имеешь право знать. Саша поставила поднос на стол, сняла с крючка чистое полотенце, аккуратно обмотала им руку и выбила оконное стекло. На работе я залезла в интернет и прочитала про этот бэксфорд много хорошего например, там есть гавань, а в гавани птичий заповедник, где зимуют исландские белые гуси! Да хоть бы и вороны, тетя джейн, мне все равно где жить, я буду жить там, где захочет он. Есть трава земезея, собою она тонка и востра, как игла.
Клейкие афиши на тумбах в верхнем городе чья-то сорванная летняя щека, половина улыбки, расколотый колокол на задах церкви в нем живут голые ящерицы с раздвоенными языками, зазубренный засов садовой калитки чтобы открыть, нужно встать на камень, барбарис и мошкара, облупленная луковка купола православный храм в кардиффе, мама поднимает сашу высоко, неловко прижимая животом к чугунному кругу, залитому воском, ставь свечку! Но тонкая палочка не втыкается в кружок, норовит выскользнуть, пресный вкус просвирки на языке, что там еще? Невозможно, говорит дейдра, все равно что вывернуть яйцо наизнанку! Невозможно, говорит мама, чушь, чушь, выбрось из головы! Невозможно, говорит отец, просто невозможно и все. Монмут и перечитал бы письмо еще раз, надев свои восьмиугольные очки без оправы. Мама с папой именно так и познакомились они заснули рядом, спина к спине, под высоким церковным сводом во время снежного бурана в босслейне.
Глядя в ее полные укора голубые глаза, саша не испытывала угрызений совести, она-то знала, что дом держится на ней, независимо от того, кто в нем моет посуду или застилает постели. Послушай, аликс, меня жутко раздражает эта твоя новая манера ходить с блокнотиком на шее. Я назвала охране имя дрессера, получила гостевой жетончик на шнурке и пошла вдоль берега, мимо сонных полуголых девиц в шезлонгах у одной девицы на шляпе была холодная на вид горсть стеклянного винограда, и я вдруг почувствовала, как хочется пить. К концу весны маме стало лучше и в кленах начали готовиться к гостиничному сезону. Прежняя жалость хлынула в мое горло, я задохнулась и уткнулась носом в покрытое острыми мурашками бедро.